— Погодите, и я с вами!
Накупавшаяся троица сидела в тени кустов, потому что июльское солнце жарило со страшной силой, и, кроме того, они надежно защищали их от нескольких девчонок, которые уже пару раз проходили мимо, периодически пытаясь докричаться до Климовой.
Мишка увлеченно строил замок из песка, который при своих сверстниках строить бы не стал. А Вовка с Леной болтали за жизнь. За последний час Вовка узнал о своих одноклассниках столько, сколько, вращаясь только среди парней, просто никогда бы не услышал. Вот только сведения эти были ему теперь практически ни к чему. Свидетельство об окончании семи классов у него было, и на завод его могли взять хоть завтра. Так что в школу он этой осенью не идет. Он не сомневался, что отец не пойдет против партийного комитета и разрешит всё, что там попросят. Конечно, не очень улыбалась перспектива плыть по течению, но в настоящий момент ничего лучшего у него не было.
Рассуждая про себя, он не забывал болтать с Леной, шутил, рассказал несколько анекдотов, которые не сильно выходили за рамки этого времени.
Поэтому, когда наступило время идти домой, Ленка поднялась с песка неохотно и, натягивая через голову платье, сказала:
— Никогда не думала, что с мальчишкой буду сидеть и болтать лучше, чем с подружкой. Ты, оказывается, Фомин, еще тот болтун.
Они вместе дошли до поселка.
Дома был кавардак, с кроватей снято все постельное белье, которое горой лежало на полу. Павел Александрович бережно строгал хозяйственное мыло в большой оцинкованный бак с краями, проржавевшими от старости.
— Где черти вас носят, — недовольно сказал он, — знаете же, баня сегодня.
В это время мама начала скидывать белье в бак, залила его водой и, сказала:
— Пусть замокнет. — Потом закрыла крышкой.
Сумки в баню были давно готовы, и они отправились в путь. Когда семейство Фоминых вышло на улицу, таких семейств, идущих в баню, было не один десяток. Все вежливо здоровались друг с другом и продолжали не спеша идти по краю пыльной дороги.
— Батя, — зашептал Мишка, — ну давай хоть раз быстрее пойдем, хоть кого-нибудь обгоним.
— Я тебе обгоню, — лаконично ответил отец, — как придем, так и придем, баня, пока кто-то будет мыться, не закроется.
— Ага, а пар? Ты сам все время говоришь, что пару не хватило.
— Ну, это такое дело, сынок, пару, вишь, всегда не хватает.
Они зашли в почти полностью заполненный вестибюль, люди сидели на стульях, ступеньках лестницы и даже на своих сумках. Мама прошла к кассе, у которой, как ни странно, народа не было, и купила четыре билета.
После этого они разошлись, отец с сыновьями занял очередь в мужской гардероб, а мать в женский. Настало томительное время ожидания. Время от времени со второго этажа спускался распаренный побритый мужичок, вальяжно подходил к стойке гардероба и протягивал алюминиевый номерок на шнурке. В ответ ему выдавались кепка или куртка, и потом он нырял в темный проход, откуда раздавались мужские голоса и звяканье пивных кружек. Счастливчик из очереди срочно отдавал гардеробщику какую-нибудь вещь и почти бегом устремлялся наверх. Не прошло и трех часов, как Фомины получили два номерка и двинулись наверх.
В раздевалке в три ряда стояли шкафчики с номерами. Мишка, бегущий впереди, быстро нашел нужные, соответствующие номеркам гардероба.
Сумки были поставлены на пол шкафчиков, грязная одежда сложена в пакет, вытащены лыковые мочалки и куски банного мыла. И, наконец, батя, развернув основной пакет, вытащил сухой дубовый веник.
— Ты, Лександрыч, я гляжу, веников на год вперед сушишь, — сказал, улыбаясь, раздевающийся рядом мужчина. — Лето на дворе, можно и свежий нарвать, он духовитей будет.
— Ага, — скептически ответил батя, — духовитей — это да, а вот лист, как сопли, липнуть на теле будет. Я уж лучше прошлогодним побьюсь.
Его старший сын, из своего опыта, гораздо большего, чем у отца и его соседа, мог бы многое добавить по этому поводу, но благоразумно промолчал.
— Вовка, сходи-ка к тетке Марье, пусть наши шкафчики закроет, — сказал отец и встал, собираясь идти в мыльню.
Тот отправился к выходу из раздевалки и дошел до стола, за которым пила чай неопрятная старуха, равнодушно взирающая на мужские муды.
— Э-э, здравствуйте, батя шкафчики просил закрыть, — сказал он бабке, даже не поднявшей на него взгляда.
Вместо ответа она вздохнула, встала и взяла ключ, представлявший собой ручку с короткой изогнутой углом толстой проволокой. Она прошла за ним, вставила проволоку в дырку на дверце и поворотом ручки закрыла его, потом второй.
— Номерок не потеряй, тетеря, — сказала она Вовке, увидев, что тот вертит его на пальце.
— Не, бабуля, не потеряю, — ответил тот и пошагал в мыльню. В большом гулком зале мылись несколько десятков мужчин и детей самого разного возраста, не было только самых мелких. Пока Вовка ходил, брат и отец уже нашли себе место, и на лавке стояли три шайки с положенными туда мочалками. Места эти уже были окачены кипятком и слегка парили. Батя обвел глазами зал и, не найдя больше свободных тазов, в своем запарил веник. Номерки были привязаны к ручкам шаек.
— Ну что, орлы, пошли в парилку, — сказал отец.
— Да ну ее, там страшно, ничего не видно, шум такой, все кричат, можно я здесь посижу, буду мыться, честно! — начал ныть Мишка.
Отец посмотрел, махнул рукой.
— А-а, сиди, а то, как в прошлый раз, не дашь посидеть нормально. Пошли, Вовка.
Они зашли в дверь парной, и замешкавшемуся Вовке сразу крикнули сверху: